Поэтому Боб уже не полз по узким воздуховодам, а довольно легко спускался по лесенке главной шахты, свободно разбирая надписи и знаки, говорившие о том, к каким именно палубам открывается доступ.

Боковые ходы, строго говоря, не были настоящими воздуховодами. Это были пространства, лежавшие между потолком одного коридора и полом другого, находящегося над ним. Здесь была проложена электропроводка, трубы водопровода — холодного и горячего, трубы канализации. Горели тусклые «рабочие» лампочки, кроме того, эти проходы освещались через вентиляционные отверстия по обеим сторонам — через те самые узкие вентиляционные решетки, которые Боб видел во время своего первого путешествия.

Теперь Боб легко мог заглядывать в каждую учительскую комнату. Он крался вдоль стены, стараясь не шуршать — искусство, которое он усвоил, когда бродил по улицам Роттердама. Он быстро нашел то, что искал: учителя, который не спал. Правда, за столом тот уже не сидел. Этого человека Боб почти не знал, поскольку он отвечал за более взрослую группу новичков и не преподавал в тех классах, которые посещал Боб.

Учитель как раз направлялся в душ. Это значило, что он скоро вернется в комнату и, возможно, снова начнет работать, дав Бобу шанс узнать его имя и пароль.

Без сомнения, учителя часто меняют свои пароли и коды, и, стало быть, то, что Боб узнает, продержится недолго. Больше того, вполне вероятно, что попытка воспользоваться преподавательским паролем на ученическом компьютере может включить сигнал тревоги. Но Боб в этом сомневался. Здешняя система защиты была рассчитана на то, чтобы выделить курсантов и контролировать их поведение. Что касается преподавателей, то их поведение контролируется куда слабее. Нередко они работают со своими компьютерами в неурочные часы, довольно часто днем подключаются к компьютерам своих учеников, чтобы помочь им справиться с трудными заданиями или дать им доступ к более персонифицированной информации. Боб был почти уверен, что риск быть пойманным никак не перевешивает выгод, которые проистекают из овладения персональными паролями учителей.

Пока он ждал, раздались голоса в комнате, расположенной выше. Их почти можно было разобрать. Что ж, рискнуть пропустить возвращение принимающего душ учителя?

Несколькими минутами позже Боб уже заглядывал в комнату… Даймека. Очень интересно. Даймек говорил с человеком, чье голографическое изображение висело в воздухе над письменным столом. Как понял Боб, это был полковник Графф. Начальник Боевой школы.

— Моя стратегия очень проста, — говорил Графф, — я сдался и дал ей доступ к тем материалам, о которых она просила. Она права: я не могу получить о" нее надежные ответы, если не покажу тех данных, которые ей нужны.

— И она ответила вам?

— Нет, это делается не так скоро. Но она задала мне очень интересный вопрос.

— А именно?

— Является ли мальчик в полном смысле этого слова человеком?

— Ох, бросьте! Неужели вы полагаете, что он личинка жукеров, переодетая в человеческий костюм?

— Нет, конечно. Ничего общего с жукерами. Генетически улучшенный. Это может объяснить многое.

— Значит, все-таки человек!

— Вопрос спорный. Разница между шимпанзе и человеком генетически не так уж велика. Между человеком и неандертальцем — почти ничтожна. Нужны ли большие изменения, чтобы на месте человека возник новый вид?

— С философских позиций это интересно, но практически…

— А практически мы не ведаем, что этот парень может выкинуть. На вид, к которому он принадлежит, у нас нет данных. Он примат, конечно, что определяет некоторые черты, но мы не знаем, каковы мотивации его поступков, которые…

— Сэр, при всем моем уважении к вам, рискну все же сказать, что он всего лишь ребенок. И он человек. Не инопланетянин.

— Вот это нам и надлежит установить, прежде чем мы решим, насколько можем ему доверять. И вот почему вы не должны спускать с него глаз. Если вам не удастся вовлечь его в ту мозговую игру, найдите другой путь, чтобы понять, как он тикает! Ибо мы не можем использовать его, пока не узнаем, насколько он заслуживает доверия.

Забавно, что они в разговорах между собой называют эту штуку мозговой игрой, подумал Боб.

И тут он понял, о чем они говорят. «Вовлечь его в мозговую игру». Насколько Бобу было известно — он единственный ученик в Боевой школе, который не играет в игру-фэнтези.

Они говорят о нем! Новый вид? Генетически измененный? Боб слышал, как сердце неистово стучит в его груди. Кто я? Не только умный, но и…, другой?

— А как же с нарушением секретности? — спросил Даймек.

— Вот еще один вопрос. Вы должны выяснить, что ему еще известно. И насколько вероятно, что он выдаст эту информацию другим ребятам. В настоящее время главная опасность именно в этом. Может оказаться, что этот парнишка, став командующим, который нам так необходим, вполне оправдает риск разглашения секретной информации и даже крушения всей программы. Я всегда считал, что, имея Эндера, мы можем пойти на риск сделать ставку на него по принципу «Все или ничего», а появление этого парнишки может резко повысить наши шансы на выигрыш.

— Вот уж никогда не думал о вас как об игроке, сэр.

— А я не игрок. Но бывает и так, что обстоятельства заставляют нас включиться в игру.

— Я примажусь к вашей ставке, сэр.

— Зашифруйте все, что вы мне прислали. Никаких имен.

Никаких обсуждений с другими преподавателями, кроме самых обычных вещей.

— Разумеется.

— А если единственным средством уничтожения жукеров станет замещение нас новым видом, Даймек, то можно ли будет говорить, что мы спасли человечество?

— Один ребенок — это еще не смена видов, сэр, — ответил Даймек.

— Чья-то нога уже просунута в дверь. Верблюд уже сунул свой нос в вашу палатку. Дай им палец, они…

— Им, сэр?

— Да. Ладно. У меня паранойя. И ксенофобия. Но именно по этой причине мне и дали эту работу. Станете культивировать эти вирусы в себе, Даймек, и вы доберетесь до моего нынешнего кресла.

Даймек рассмеялся. Графф — нет. Изображение его лица исчезло. Как ни интересен был подслушанный разговор, Боб все же не забыл о возможности подсмотреть компьютерный пароль ушедшего в душевую учителя. Он прокрался обратно к его комнате. Того еще не было.

О каком нарушении режима секретности они говорили?

Должно быть, оно произошло недавно, раз они обсуждали этот факт с такой горячностью. Вполне возможно, речь идет о разговоре Боба с Даймеком о делах в Боевой школе. И, видимо, его догадка, что сражение уже произошло, не может быть этим нарушением, так как тогда Графф и Даймек не стали бы говорить о единственном возможном способе покончить с жукерами. Раз жукеры еще не уничтожены, то нарушение секретности — что-то другое. Вполне возможно, что его первая догадка верна лишь частично и Боевая школа существует затем, чтобы в первую очередь лишить Землю хороших офицеров, а затем уж нанести поражение жукерам. Графф и Даймек боятся, что Боб выдаст эту тайну другим ребятам. У многих из них тогда возникнет необходимость пересмотреть свое отношение к школе в свете тех идеологических, религиозных или национальных предпочтений, которыми обладают их родители.

И поскольку Боб и в самом деле думал о том, как в течение ближайших месяцев, а может, даже и лет испытать лояльность других ребят, ему теперь нужно быть особенно осторожным, чтобы не дать повода учителям обратить внимание на подобные разговоры. Все, что ему важно знать, — это какие из лучших и наиболее талантливых ребят обладают прочной привязанностью к дому. Правда, для этого сам Боб должен понять, что это за штука такая — патриотизм, а потому ему следует выработать теорию, какими средствами можно укрепить или ослабить этот самый патриотизм, а может, даже и поменять в нем знак с плюса на минус.

То, что первая догадка Боба могла объяснить слова офицеров, вовсе не давало права автоматически считать ее верной. А то, что последняя война с жукерами еще не закончена, тоже вовсе не значило, что его догадка целиком неверна.